ЕСЛИ ЗАВТРА ВОЙНА

За второй квартал текущего года незначительно, на 4 процентных пункта, увеличилась доля сторонников евроинтеграции Беларуси (табл. 1).

Таблица 1. Динамика ответов на вопрос: "Если бы сейчас в Беларуси проводился референдум с вопросом, вступать ли Беларуси в Европейский Союз, каким был бы Ваш выбор?", %

Вариант ответа	09'08	03'09	03'10	03'11	12'12	12'13	09'14	09'15	12'15	03'16	06'16
За	26.7	34.9	36.2	48.6	38.9	35.9	25.0	27.5	19.8	23.4	27.5
Против	51.9	36.3	37.2	30.5	37.6	34.6	50.3	51.9	56.1	53.9	50.3

Стоит напомнить, что в феврале нынешнего года ЕС снял санкции с Беларуси, нормализация отношений между РБ и Евросоюзом вступила в новую фазу. Можно предположить, что именно этот фактор и оказался определяющим в улучшении отношения к ЕС, которое проявилось и в росте проевропейских настроений. Из данных табл. 1 видно, как росли проевропейские настроения в Беларуси во время предыдущего "медового месяца" между РБ и ЕС в 2008-2010 гг. Но стоит заметить, что тогда не только росли эти настроения, причем более интенсивно, чем сейчас, но и еще более резко снижалась доля противников евроинтеграции. Сейчас это наблюдается лишь незначительно.

Стоит заметить, что рост проевропейских настроений за последний квартал произошел с весьма низкого уровня, в разгар "холодной войны" между Беларусью и Европой в 2012-2013 гг. доли "евробелорусов" были гораздо выше, чем при теперешнем потеплении отношений.

Так что предположение, что теперешний сдвиг – долгосрочная тенденция, может быть подтверждено или опровергнуто только в будущем.

За последний квартал также выросла и доля приверженцев интеграции Беларуси с Россией в ответах на вопрос, аналогичный вопросу табл. 1 об интеграции с ЕС (табл. 2).

Причиной этого сдвига мог стать кредит в 2 миллиарда долларов, выделенных Россией Беларуси в конце марта через Евразийский фонд стабилизации и развития, и недавний визит в Минск президента России В. Путина.

Однако рост пророссийских настроений выглядит неустойчивым в свете ответов на "дихотомический" вопрос, где респондентам было предложено сделать выбор между двумя путями интеграции (табл. 3).

Если табл. 2 фиксирует рост пророссийских настроений на 5 процентных пунктов, то табл. 3 – их падение примерно на такую же величину. При этом рост проевропейских настроений выглядит более согласованным, он подтверждается данными как табл. 1, так и табл. 3.

В качестве еще одного критерия геополитических ориентаций белорусов могут рассматриваться ответы на вопросы об их отношении к наращиванию сил НАТО и России у западных и восточных границ Беларуси, и о позиции в случае гипотетического конфликта между Североатлантическим альянсом и РФ (табл. 4).

Как видим, белорусские опасения войны перевешивают геополитические приоритеты – если в ответах на вопрос табл. 3 лишь примерно четверть опрошенных отказались от выбора в пользу и ЕС, и РФ, то здесь заметно больше половины респондентов не поддерживают военные приготовления ни одной из сторон. Но среди тех, кто их все же поддерживает, доля сторонников действий России более чем в 2.5 раза больше, чем доля одобряющих военные усилия НАТО на границе с Беларусью.

В ответах на вопрос табл. 3 доля сторонников евразийского выбора лишь на четверть превосходит долю сторонников европейского, в табл. 4 – превосходство в разы.

Данные табл. 5 ставят вопрос в еще более острой форме – "если завтра война".

Интересно отметить, что доля тех, кто в случае гипотетического конфликта предпочел бы быть в стороне от него, меньше, чем процент тех, кто никому не отдает предпочтения в теперешней эскалации напряженности.

Гипотетически можно было бы предположить, что соотношение будет обратным: болеть за ту или иную сторону психологически проще, когда происходит война угроз, а не натуральная война. Встать на ту или иную сторону в реальной войне не означает, однако и не исключает необходимости воевать и умирать за нее. Возможно, белорусы из своей трагической истории помнят, что отсидеться в стороне вряд ли удастся при всем желании. Поэтому и желания меньше, чем могло бы быть.

Ну а возможно ситуация войны, пусть и в ответах на вопрос социологической анкеты о ее гипотетической возможности, обостряет глубинные установки свойскости и чужести: пока могучие соседи пугают друг друга, можно сожалеть об излишней удали и неустрашимости обеих сторон. Ну а когда дойдет дело до реального кровопролития, тут уж придется выбирать, кто свои, а кто чужие.

Этот механизм не универсален, 43.5% надеящихся остаться в стороне – это очень много, это относительное большинство, но именно этот механизм объясняет, почему их меньше, чем тех, кто не видит своих в теперешней эскалации напряженности.

Ну а соотношение избравших ту или иную сторону – примерно такое же, как и в табл. 4: тех, кто был бы в конфликте за Россию, примерно в 2.5 раза больше, чем тех, кто был бы за Запад.

Данные табл. 6 показывают, как ответы на вопросы табл. 4 и 5 связаны с возрастом и геополитическими ориентациями.

Как видим, молодежь в наибольшей степени склонна быть в стороне от конфликта и не занимать ни одну из сторон в теперешней конфронтации. Наблюдается строгая линейная зависимость: чем выше возраст, тем выше вовлеченность и тем выше вовлеченность на стороне России.

Что касается геополитической ориентации, то данные табл. 5 очень наглядно показывают, что сторонники интеграции с Россией в значительно большей степени готовы быть на стороне России и в теперешнем противостоянии, и в ситуации гипотетической войны, чем сторонники евронтеграции – быть на стороне Запада.